— Честно говоря, мне вообще не хочется видеться с Элойсо, — призналась она, зарываясь лицом в волосы Харви.
Джоан бездумно перебирала пальцами завитки волос на его затылке и чувствовала, как внутри нее разливается нежность. Поцеловав его в макушку, она слегка отстранилась, чтобы разгладить поцелуями морщинки на его лбу.
Решение пришло само по себе.
— Мы попросим Патрика и Бел приехать сюда.
Несмотря на то, что он кивнул в знак согласия, Джоан чувствовала, что Харви по-прежнему насторожен и очень взволнован, и, разглядывая его измученное лицо, пыталась отогнать мысль о том, что за этим обеспокоенным взглядом прячутся какие-то тайны.
Харви посмотрел на ее бледное лицо.
— Побудь со мной, — тихо попросил он.
Ласково погладив его лоб, Джоан, повинуясь внезапному импульсу, поцеловала его между сердито насупленных бровей.
— Доверься мне, Харви. Я чувствую, что тебя что-то тревожит.
— Это личные переживания. — Отведя в сторону ее руки, он поднялся, всем своим видом давая понять, что не намерен откровенничать. — Зачем тебе знать. Я сам справлюсь с этим.
Мгновенно вспомнив про Маргарет, Джоан интуитивно почувствовала взаимосвязь.
— А как умерла Маргарет? — тихо спросила она, предвидя ответ.
— При пожаре, — медленно произнес он нетвердым голосом.
Из любви к Харви Джоан не поддалась охватившему ее ужасу и, преисполненная сочувствия, вновь прильнула к нему, крепко обхватив руками. Какое-то мгновение он сопротивлялся, но потом позволил себе поддаться ее ласкам. Из глаз Джоан покатились слезы — ей было бесконечно жаль его, ведь это по ее просьбе пилот, рассказывая о смерти жены Луиса, так жестоко разбередил его душевные раны.
Но ей было жалко и себя тоже. Любовь Харви к Маргарет оказалась так глубока, что выдержала испытание временем.
Небо стало пурпурным, как цветы растений, увивавших веранду. В воздухе стоял густой аромат жасмина, птицы запели громче, как будто хотели сполна использовать время, оставшееся до наступления темноты.
— Милая Джоан, — сказал Харви, целуя ее в висок. — Ты очень преданная жена.
— Какое ужасное совпадение! — грустно сказала она, подняв на него полные сострадания глаза. — Если бы я была более чуткой, то поняла бы: что-то идет не так…
— Бог мой, Джоан! — воскликнул он голосом, в котором прозвучало сожаление. — Неужели ты всегда будешь доставлять радость другим и никогда себе самой?
— Я доставляю себе радость, — ответила она, краснея, и, привстав на цыпочки, поцеловала его в губы. — Теперь видишь? — вызывающе спросила она.
— Ты очаровательна, — со вздохом пробормотал он. — Может быть, войдем в дом?
Джоан кивнула, и рука об руку они направились к веранде.
В этот вечер Харви был так внимателен к ней, так нежен, что Джоан чуть было не призналась, что любит его.
Ложась в постель, она чувствовала себя на вершине счастья, даже несмотря на то что Харви решил провести следующий день в ближайшем городке и решительно отказался взять ее с собой. Ему нужно некоторое время побыть одному, пояснил он.
На следующее утро, гуляя по саду и напевая что-то себе под нос, Джоан зашла дальше, чем обычно, и безнадежно заблудилась. Однако, найдя тропинку, которая, по ее понятию, должна была привести к дому, уверенно двинулась вперед и вскоре вышла на открытое место.
Посередине заросшей травой лужайки стояло длинное, низкое здание, которое, должно быть, когда-то являлось частью сахароварни. Движимая любопытством, она подошла поближе и попробовала открыть дверь. Та была надежно закрыта, и Джоан заглянула в окно. От изумления глаза ее широко открылись.
Странно! Один угол помещения был завален чьими-то пожитками: мужской одеждой, ящиками с бумагами, семейными фотографиями в рамках… Еще там был большой, написанный маслом портрет прекрасной темноволосой женщины с таким милым и приветливым лицом, что Джоан даже улыбнулась ей в ответ. Заинтригованная, она двинулась вокруг здания и наконец нашла окно, в которое можно было влезть.
— Кто же ты такая? — с любопытством пробормотала она и, желая получше рассмотреть картину, подошла поближе к сложенным в кучу вещам. На раме была укреплена маленькая позолоченная табличка. Опустившись на корточки, Джоан прочитала надпись: Маргарет. У нее вырвался крик: — Маргарет Риордан!
В полном замешательстве она присела на большой сундук. Руки ее дрожали. Значение инициалов на самом сундуке уже успело дойти до ее сознания. «ХР». Харви Риордан!
На какое-то время ее мозг совсем отказался работать. Ошеломленная, она смотрела на изображенную на портрете женщину, взиравшую на нее с таким кротким укором, что Джоан почувствовала себя вторгшейся в чужую жизнь. Эту темноволосую красавицу Харви любил до безумия. Что ж, его можно понять, с тоской подумала Джоан.
И только теперь до нее начал доходить подлинный смысл происшедшего. Он жил здесь! Он жил здесь с Маргарет… Маргарет Риордан. Они были… мужем и женой.
Джоан впилась зубами в нижнюю губу. Харви утаил от нее множество вещей. Он знал об острове и, возможно, об Элойсо Родригесе де Месонеро гораздо больше, чем старался показать. Не в силах вымолвить ни слова, потрясенная женщина посмотрела на тщательно упакованные ящики с письмами и вытащила несколько штук, желая проверить имя и адрес получателя, чтобы подтвердить свои предположения.
Харви Риордан. Плантация «Королевские пальмы». Доминика.
Письма выпали из ее непослушных пальцев. Дом, в котором они остановились, когда-то был его домом, а может быть, и до сих пор его. Она огляделась вокруг. Кому-то пришлось немало потрудиться, чтобы перетащить сюда все эти вещи. Даже книги из библиотеки. Зачем их-то надо было убирать?